Иван Шепета ( род. в 1956 г. в Приморье, где живёт по сей день), поэт. В советское время работал учителем русского языка и литературы. Печатался в журналах «Новый мир», «Литературная учёба», «Советская литература» (на иностранных языках), постоянный автор журнала «Дальний Восток», «Литературной России», альманахов «Лучшие стихи года», «Рубеж» и многих других изданий. Автор книг «Заповедник» , «Суровые стансы», «Фотограф бабочек», «Все слова на А». Член Союза российский писателей и член дальневосточного отделения Русского ПЕН-центра. Стихи переводились на немецкий, французский, испанский и польский языки.
ТА ЕЩЁ ПТИЦА
Рассыпаю крошки – еду для птиц,
что живут незаметно со мною рядом.
И так радуюсь кликам юрких синиц
и сорок с настороженным взглядом!
Угощайтесь, птицы, не бойтесь! Я
не опасен: так же живу – летаю.
К вам, соседи, набиваюсь в друзья,
потому как свою я не встретил стаю.
Грустно жил. Один. Высоко летал.
Там, где холодно, хоть и солнце близко.
Крыльев 'не дал мне старина Дедал...
Так что я летал, избегая риска!
И душою легче, чем сигаретный дым,
увязая в телесной трясине чувства,
не «казаться» – быть, «улыбчивым и простым»,
постигал классическое искусство.
Выжечь душу страстям моим не удалось.
Ни вино, ни женщины не сгубили...
Седина – как пепел среди волос,
и глаза исподлобья – пепельно-голубые.
ЖИЗНЬ ПРОШЛА
Из души выщипывает струнки
чёрный лес, застывший нагишом,
будто в ученическом рисунке,
чёрканный простым карандашом.
Жизни грешной не певец я – пленник.
Сердце безголосое болит.
До минор... три ёлочки – не ельник,
оживляют музыкою вид.
От порога в лес уводят ноги,
каждый кустик и колюч, и наг.
Осень – время подводить итоги,
обходя исхоженный овраг.
Вспоминать, как молод был и светел,
шёл не в ногу, выпадал в строю...
Жизнь прошла, а я и не заметил,
что один пред звёздами стою.
Как сова, сфальшивившая сипло,
выпучился, ёжусь на заре,
вслушиваясь
в долгий стук с Транссиба,
длинный текст из точек и тире.
* * *
Разглядывая землю чёрных гряд,
сырых, тяжёлых накануне вспашки,
я представляю будущий наряд
земли сырой — смирительной рубашки.
Дай руку мне, чтоб ощутить я мог,
что не один, что нас с тобою двое.
Как истина, что скрыта между строк,
касается живое о живое!
В тебе еще не выветрился хмель,
и любишь ты, не требуя ответа,
а я по рельсам ухожу в тоннель,
где я не вижу ни конца, ни света.
От прежних чувств — смятение в душе.
Ты — весела, меня ж — мутит от хмеля.
Я чувствую ладошку, но уже
мы в разные концы глядим тоннеля.
