Лауреат всероссийской премии "Дебют" 2000 г., лонг-листер Волошинской премии 2010 г., шорт-листер (финалист) национального конкурса "Книгуру" 2012 г. Автор двух поэтических (2005, 2009) и двух прозаических (2011, 2015) книг, многочисленных публикаций в антологиях, сборниках, журналах, поэтическая пьеса поставлена Новым художественным театром и театральной студией "Начало" (г. Челябинск) и победила в номинации "Лучший спектакль" на фестивале-конкурсе имени В. Милосердова. Произведения переводились на английский и французский языки. В течение нескольких лет была номинатором, затем – членом жюри поэтической премии "Литературрентген".
I’ve heard there was a secret chord…
L. Cohen
Я слышал леса сильный хор,
я подошёл к нему, как вор,
и нёс с собой одну лишь тьму слепую,
сопротивление и спор.
Тогда мне спел его простор
костер и арку неба золотую.
Тюрьма земли была пуста,
вращаясь с чистого листа,
прощаясь и свободу образуя.
Вода в руке, рука в ручье -
мы так нуждаемся в ключе
в тот миг, когда вообще не существуем.
Теченье сквозь, горенье ввысь,
и вкривь и вкось, и врозь и вблизь,
и смысл, как лист, взмывает и танцует,
и гнев летуч, а блеск горяч,
и лес, как мост в подземный плач,
в прозрачном одиночестве пустует.
Вода бежит путём воды,
костер горит до немоты,
до края темноты, куда иду я.
Так возвращаются стихи
несовмещаемых стихий
в одну, им одинаково родную.
Я слышал хор, он не был сон,
секретный код и тайный тон,
со всех сторон мерцая и тоскуя,
нас раздевает догола
и обнажает не тела,
а след тепла и арку золотую.
И те огни, по ком я слеп,
и всех ручьев счастливый смех,
cвет тех, кому не смел сказать люблю я.
*
Вот появляется лицо -
и все меняется в лице.
Лицо выходит на крыльцо,
а все отдельно от всего:
б/у отдельно от в/о,
пц отдельно от цеце,
она отдельно от него,
и я отдельно от всего,
отдельно от всего.
Ответ намеченный сотри
и безответственно смотри,
как землекопа было три,
а стало ничего.
Они отдельно от всего,
отдельно от всего.
Когда мошкА-супергерой
врезается в стекло,
как будто там Всему Светло
горит всему назло,
она летит на пир горой,
она зовет суперигрой
какое-то фуфло.
Как много в мире не того,
и мы не место для него,
не место для него.
Ах, оглянись, взмахни рукой,
пригодной для того,
потом побейся головой,
потом надейся головой,
потом не бойся головой,
отдельной от всего.
Узнай отдельно у всего,
как быть отдельно от всего,
отдельно от всего.
*
Дневники, любовные письма радуги,
без примет, без адреса, освещали
высшие и нищие вещи радости,
состязанья праздников и печали.
Под ногой монета две тыщи первого
цвета грязной меди, медовой грязи.
Превращенье преврано или прервано.
Радуга – на привязи, в пересказе –
все еще двойная, тройная, верная,
на границе выбора и исхода.
Как она доверчива и исчерпана.
Как идет на убыль ее свобода.
*
Пепельно-красный неба, угольно-синий леса.
Звёзды ночного сердца. Черничный траур.
Лето тревожно: мы не имеем веса
и открываем двери ворам и травам.
Всё, навсегда и сразу помнится почему-то.
Носим рубашки ветра, платья прозрачной речи.
Светится каждый вечер улыбкой утра.
Завтра мы станем крепче – и станет легче.
Будет гроза. Под заревом, вся седая,
бродит по старой гари белая лошадь Лета.
Можешь закрыть глаза и
долго, не исчезая,
честно, не исчезая,
смотреть на это?
*
Вот и сгорела бумажка лета,
как деревянная школа где-то
в воображаемом междуречье,
преображённая до нигредо,
до красоты обнажённой печи
посередине пустого поля.
Выгореть бы до дневного света,
до оглушительного покоя.
Я понимаю именно это,
когда выдумываю другое.
