ИРКУТСК. Поэт, прозаик, драматург. Родился в 1959 году в Липецке.
Стихи и рассказы публиковались в журналах и альманахах Москвы, СПб, Иркутска, Красноярска, Омска и др.
Пьесы ставились в театрах Иркутска и Калуги.
Автор сборника стихотворений, книги детских рассказов, пяти романов, четыре из которых вышли в издательствах СПб. Два романа входили в длинные списки Букера и Нацбеста (дважды).
Живет в Иркутске.
Жидомасонские тайны
(отрывок из неопубликованного романа «Сторож мира сего»)
Вышел косой
Почесать на крыльцо…
Снова паденье.
Из сборника «Т-34».
Родной мой город, как впрочем, и большинство провинциальных российских городов, революционные имена своих улиц упорно не менял, носил гордо, как знамя пионерской дружины. На углу Горького и Ленина они и встретились. Нет, не вождь мирового пролетариата с пролетарским же писателем-классиком, законным отцом «Матери», одновременно собственной (парадокс пространства-времени) и мирового пролетариата. Той «Матери», что родила в муках совести социалистический, не боюсь этого слова (ах, боюсь-таки! ) реализьмь. Встретились Ефим Шакалов, то бишь я, и Иван Петрович Сидоров, прозаик. Хороший человек, юдофоб умеренный, не людоедствующий. Полагал, что никого убивать не обязательно. Просто репатриировать и все. В 24 часа. Без вещей. Потому что их вещи – достояние русского народа, ими же и ограбленного. Ясно же, хороший человек! Я лично в отношении юдофобии интереса для него не представлял, однако, однажды по пьянке Иван Петрович признался мне шепотом в левое ухо, что в жидомасонский заговор верит не очень, вот только дыма без огня… сам понимаешь… ни-бы-ва-ет!
Поговорили о том, о сем, вспомнился, благо не к ночи, поэт по фамилии Лебедев, голубые до бесцветия глаза которого горели нехорошей сумасшедшинкой. Когда-то он написал басню «Кобель, Козел и Лебедь». Первого ненавидел за пятую графу, он стал впоследствии председателем местного отделения Союза российских писателей, а второго за что – непонятно. Тот исповедовал одни с ним взгляды, генерально редактировал альманах «Русский Восток». Возможно, его юдофобия была на вкус Лебедева недостаточно радикальной. И длинна носа, и строение черепа тоже ни к черту. Был Лебедев в придачу и антропологом-любителем. С линейкой не ходил, но и визуальные замеры вызывали слезы. Рыдал ночами об утраченной чистоте славянской расы. Рыдая, писал трактат на манер солжениценского «Как нам обустроить Россию для русских». Александр Исаевич отдыхал за границей развалившейся империи. Неудачник и путаник, вегетарианец Адольф Шикльгрубер, одобрительно ворочаясь в гробу, нашептывал Лебедеву в левое ухо.
Но ведь и правда, не бывает дыма без огня! Так кто ж все-таки развел этот костер и, черт знает, какое столетие подбрасывает в него сырую солому? Огласите список!
Один мой знакомый историк, директор музея, что в самой древней каменной церкви Восточной Сибири расположился, Тамара Петровна. Так вот, она мне открыла страшную тайну, которую историки хранят в закрытых фондах, а нам не доверяют, чтобы психику не травмировать. В осемнадцатом веке, говорит, модно было в Европе при дворах в услужении негритенков держать. Знать того времени на негритенках этих помешалась прямо. И нашему царю Петру их слали, но не одного, про которого Пушкин написал, а больше. Теперь уже не сосчитать, сколько их было. Петр держал их у себя про запас, а как не приглянется ему какой боярин али генерал-аншеф, менял того на негритенка. Белому – утро стрелецкой казни, а черного выкрасит маленько, да подменит. До того дошло, что все дворянство негритенками стало: и Герцен, и декабристы, и Пушкин, и даже сам Петр! Да-да, он – первый! Это все масоны устроили. Видно же, их почерк. Так что, все теперь в России негритенки, кроме тех, конечно, кто жиды.
А вообще-то, жидомасонский вопрос в детстве меня не занимал. Про масонов я ничего не знал, а «жид» было такое ругательство, вроде жило, жлоб или жадина-говядина, к конкретным нациям отношение не имеющее. Я тогда считал всех окружающих русскими. Нет, я знал, что есть немцы, американцы, черномазые и чурки, но они где-то далеко, за морями и лесами, а вокруг – русские, никого, кроме русских. Как-то, уже отучившись в Москве пару лет, рассматривая фото со школьного выпускного, я с ужасом обнаружил среди своих русских одноклассников четырех евреев, двух таджиков, грузина, кореянку, трех арабов, негра из Судана и одну девушку неопределенной национальности, похожую в профиль на кенгуру. Возможно, она была из другой Галактики.
Однажды, еще до школы, я услышал во дворе замечательную песенку. Я прибежал домой и пропел ее папе: «Жид, жид по веревочке бежит! » Больше слов в песенке не было, но я повторял ее, пока папа не остановил меня подзатыльником. Это было на него непохоже. Он раньше и не шлепал-то меня ни разу. Повел он себя, словом, совершенно неадекватно. Нормальный бы русский папа должен был порадоваться за нормального русского мальчика. Поощрить – конфетой ли, шоколадкой, ну хоть добрым словом! А он – подзатыльник! Нездоровая, надо сказать, реакция, непатриотичная. С тех пор я вывел слово «жид» из своего лексикона, а вместе с ним на всякий случай и слово «еврей». Надолго вывел, на 37 с половиной лет.
А жидами, между прочим, простые русские пацаны из соседнего барака называли всего-то на всего воробьев. Не знаю уж, почему.
Словом, проживая в родном Энске до семнадцати лет, я не мог отличить жида не только от русского, но даже и от воробья. В Москве меня быстро этому научили, и наставником моим стал Миша Клигерман из Барнаула. Он был голубоглаз, светловолос, кудряв, горбонос и полностью подходил под описание южнорусского еврея, которое я тогда же вычитал у Теодора Драйзера. Миша лучше всех в общаге играл в преферанс, был блядун, пьяница и антисемит. Еще в моей комнате на Стромынке жили Витя Мацук и Сережа Цуканов. Все их звали Мацуками. Но к жидомасонскому вопросу это, как ни странно, никакого отношения не имело, что, впрочем, исключение, поскольку, все остальное, буквально все, под этот пресловутый вопрос попадало, как под самосвал, всем телом.
Взять, к примеру, простого пацана из барака, скажем, Ивана Петровича Сидорова. Все, вроде, ясно, да? Нет! «Поскребите любого русского, – дипломатично предложил в девятнадцатом веке француз Талейран, – и увидите татарина». Ох, уж эти французы! Непоследовательная нация, нетерпеливая. Ведь если поскрести того татарина, который получился от выскребывания русского, получится… Правильно! Абрам Моисеевич Мендельсон! А того скреби хоть до полного обнажения голого скелета, все равно будут последовательно проступать: Моисей, Иаков, Авраам… ну и так далее, вплоть до Адама. Ergo, если подойти к еврейскому вопросу с позиции ортодоксального христианства, а Дарвина задним числом сжечь к чертовой матери на костре Святой Инквизиции, тогда выходит… Обидно как-то. Нет, лично я против такой родословной не возражаю, но обидно же. Пусть я лучше останусь чистокровным арием, терпимо относящимся к вьетнамцам, австралийским аборигенам и негритенкам. Пусть я их даже буду ЛЮБИТЬ! Пусть! Но при этом мне бы хотелось остаться прогрессивным представителем высшей расы, терпимо относящимся к малайцам, папуасам Новой Гвинеи и тем же негритенкам. Вы думаете, я бравирую, лимоню? Может быть. Но с раннего детства папа учил меня говорить правду и в 45 лет я начал его слушаться.
Но, черт возьми, вне зависимости от моего отношения к данному вопросу, я вынужден, ограничась, впрочем, одной шестой частью суши, констатировать, что все теперь в России жиды, кроме тех, конечно, кто негритенки.
А как же масоны? Кто они? Кто железнодорожным транспортом вез Ленина на революцию? Кто ставил пломбу на его вагон? Логично было бы предположить, что они – негритенки. Больше-то, вроде, никого рядом и нет. Но, как всегда, ответ, плавающий на поверхности, оказывается легче воды и ниже травы. Масоны это…
