ЗИМА. Поэт, прозаик. Родился в 1984 году.
Автор поэтической книги «Ассоциации»; повесть «Газ» напечатана в «Антологии прозы двадцатилетних — второй выпуск» (издательство «Лимбус», 2005 г.). Рассказы печатались в альманахе «Зеленая лампа», в журналах "Юность" и "Новая Юность». Лауреат областной конференции «Молодость.Творчество.Современность» ". Живет в г. Зима Иркутской области.
АААМММ!
Светке снятся огромные мыльные пузыри – пузыри летают вокруг и кружатся над головой. Цветы распускаются, бусинки рассыпаются, колечки блестят, чайные ложечки звенят. Шкатулочки поют. Пляшут и улыбаются котята. Светка трепетала во сне, в теплоте кровати, а на второй кровати сидела её соседка по комнате Машенька.
Этой ночью Машенька решила как бы побыть одна, пока Светка спит. Каждой девушке необходимо побыть одной и подумать в тишине. Для освещения Машенька включила телевизор со сломанным звуком и, при призрачном свете, достала из шкафа целлофановый пакет с фотографиями, открытками, рисунками. Разлаживала картинки на кровати и усиленно вглядывалась – перемешивала в разноцветный ворох, вновь раскладывала и вглядывалась, но ни о чём не думала. Она, хмурясь, усиленно старалась задуматься или повспоминать, помечтать, но всё ускользало, ничего не получалось. Машенька почесала голову, почесала спину под футболкой, и перестала стараться, забылась.
Лицо Машеньки успокоилось и застыло, всё внутри успокоилось и застыло. Губы приоткрылись, брови приподнялись, а внутри ни мыслей, ни чувств, ни эмоций – ни усталости, ни сонливости, ни скуки. Взгляд рассеянно отрывался от картинок и мельтешил по комнате. Сумрак дрожит при мерцании телевизора, звука нет – на экране мужчины в галстуках сидят за столом, беззвучно шевеля ртами.
Осторожно через плечо, словно украдкой, Машенька смотрела на спящую соседку. Светка крепко спит, глубоко дышит ртом – рот широко открыт, губы слегка подрагивают. Светка девушка «в теле», большая. Массивная грудь под покрывалом поднимается и опускается, поднимается и опускается. Мягкий живот поднимается и опускается, поднимается и опускается, словно внутри работают насосы. Воздух густо всасывается через горло, поднимает грудь и живот, и выталкивается обратно, на волю. Распущенные рыжие волосы краснеют на подушке, а полные ноги и руки распластались вдоль постели и лежат неподвижно. Коленки вздымают покрывало.
Вокруг, в дрожащей пелене – по деревянному полу, по старому комоду с зеркалом, по полосатым обоям, по фотографиям из журнала «Звёздная неделька» – пляшут блики телевизора. На экране мужчины в галстуках о чем-то беззвучно спорят. Будильник на табуретке показывает полвторого ночи.
Машенька смотрит на Светку уже полчаса, а Светка во сне видит другие комнаты – просторные и светлые комнаты, полные людей. Она бродит среди людей, но они её не замечают – все разговаривают друг с другом и дружно смеются, а на Светку не смотрят. Ей не приятно и она что–то спрашивает, тянет за рукава, но люди хмурятся и отворачиваются, смотрят на стены. Люди вытягиваются и превращаются в великанов, а Светка катается среди ног на велосипеде, запрокидывает голову и пытается докричаться. Светка зашевелила коленками под покрывалом, напряглась, выгнула поясницу, по-рыбьи зашевелила ртом, сказала «аааммм» и перекатилась на бок, лицом к Машеньке. Рыжие волосы скатились на лицо, а одна нога оголилась, угрожая большой коленкой.
Машенька дёрнула головой и отвернулась, обхватив руками колени. Приподняла левую бровь, прислушалась – Светка грузно поскрипела кроватью, еще раз выдохнула «аааммм» и успокоилась. Посидев немного, Машенька выпрямилась и, замерла, подняв вторую бровь. В глазах пробежали искры – Машенька вздрогнула и захихикала, прикрыв рот ладошкой. Она хихикала просто так, не зная почему. Успокоившись, вытерла глаза и откинула голову, зажмурившись – от смеха ей стало приятно, жар гулял по телу. Осторожно посмотрела – Светка спит на боку. Покрывало сбилось между ногами, ночнушка задралась, а оголённая нога неподвижно белеет в сумраке.
Прошло несколько минут. Машенька сидит с ногами на кровати и поднимает глаза к потолку, улыбаясь с разными выражениями. Улыбнется и замирает – терпеливо держит улыбку, прислушивается к себе, представляет себя с улыбкой со стороны – и улыбается по-другому. Хитро улыбнулась кому-то, заволновалась, кивнула, прошептала в тишине «что?! ага, да-да, неееет» и, успокоилась, вновь замерев. Фотографии шелестят и мнутся под ногами. На лице Машеньки дрожит свет телевизора. На экране мужчины в галстуках пишут столбики значков и цифр, чертят графики.
Неосознанно, словно марионетка, Машенька слезает с кровати на деревянный пол и, стараясь не шлёпать босыми ногами, крадётся по комнате к зеркалу на комоде. Вот она в зеркале, во весь рост. Отражение зыбко колеблется и дрожит, словно на воде. Машенька замирает у зеркала, смотрит на себя – невысокая, в шортах и жёлтом топике, с пшеничными волосами до плеч. Приподняла футболку, помяла мягкий живот. Потрясла плечами, посмотрела, как колышутся груди. Повернулась – выгнув спину и приспустив шорты, осмотрела вид сзади. Вновь повернулась. Помассировала щёки, высунула язык, изобразила рожицу и заглянула в глаза. Отрешённый взгляд встретился с взглядом в зеркале. Лицо в зеркале смотрит на неё – странное, чужое и неестественное лицо. Машенька сделалась серьёзной и убрала язык, придирчиво поправила волосы и вновь взглянула в глаза отражению, а отражение посмотрело на неё. Отражение наклонилось и уставилось в неё немигающим прямым взглядом, глаза смотрели в глаза, и под взглядом отражения у Машеньки всё сжалось внутри, стало трудно дышать. Лицо отражения исказилось в страхе – напряглось, сморщилось и, при призрачном свете телевизора, превратилось в серое лицо старухи. Машенька пьяно отшатнулась и отвернулась, захотела спрятаться. Если только в комод! Но залезать в комод не надо, надо успокоиться. Машенька подышала, смотря в стену. Вновь посмотрела в зеркало. С той стороны на неё настороженно смотрела молодая и симпатичная девушка с пшеничными волосами. – Ты чего? – шёпотом спросила Светка, – Чего там стоишь?
Светка проснулась. Скинув покрывало и спустив ноги, она сидела на кровати и вглядывалась в сторону Машеньки, наклоняя голову то влево, то вправо. Рыжие волосы торчали в разные стороны, а белые ноги суетились под кроватью и искали тапки. На ногах шевелились пальцы.
- Зачем телевизор? – спросила Светка.
- Пускай, – прошептала Машенька, смотря в зеркало.
- Он не разговаривает.
- Пускай, – повторила Машенька.
- Не спишь почему?
- А ты проснулась почему?
- Просто. В туалет захотела.
- Но, иди.
- Не спишь почему? – повторила Светка.
- Просто не сплю, – ответила Машенька.
- Но, ладно, – пробормотала Светка, и, справившись с тапками, встала и вышла в проём коридора. Включив свет в коридоре, зашла в темный туалет, оставив дверь открытой, так как в туалете не было лампочки. После, слив воду в унитазе, Светка вышла из туалета и увидела, что Машенька готовиться ко сну – разделась и голая роется в комоде, ища ночнушку. Шоркая тапками, Светка прошла мимо голой Машеньки, легла в кровать, закрыла глаза и сказала:
- Не спишь – может, в Мишку влюбилась!
Машенька лишь пожала плечами. Надела розовую ночнушку и пошла от зеркала к своей постели.
- Когда коробки заберут? – громко спросила Светка.
В коридоре стояли чужие коробки.
- Не знаю, когда коробки заберут, – ответила Машенька.
– Уж можно было забрать, – сонно пробормотала Светка.
- Может, завтра заберут, – ответила Машенька, подходя к кровати, и добавила, – Надоели эти коробки. Когда их заберут?
- Может, завтра заберут. Ну, ложимся и спим, – сказала Светка, хотя сама лежала, – Надо спать. Рано завтра вставать, тяжело. У тебя там что?
- Пакетик.
- Пакетик?
- Пакетик.
- Целлофановый пакетик?
- Но, пакетик.
- Надо спать, – сказала Светка. – Надо спать, – повторила Машенька.
Машенька легла под одеяло, вытянула ноги и руки, расслабилась и обмякла. Светка зевнула «аааммм» и зевок долго звенел, медленно угасая. В телевизоре мужчины в галстуках складывают бумаги в портфели, по-очереди встают из-за стола, расходятся. Машенька протянула руку и выдернула шнур из розетки. Экран сжался в точку, наступил полный мрак.
БАНАЛЬНЫЕ ТЕНИ
Просыпаешься и в нахлынувшем белом утреннем свете, в пустоте, в пустыне яви – различаешь будильник, раковину в ванной, стол и чайник. Усиленно вглядываешься, но не можешь прорвать привычную загустевшую оболочку. Там, за белой чертой, нет тебя – лишь пятнышко чайника на столе, лишь руль автомобиля и перспектива дороги, лишь острова столов сослуживцев. Смотришь сквозь прослойку пустоты, а белое сухое время лишь монотонно и протяжно тянется, или лихорадочно мелькает вспышками – вот и всё, этим живёшь. Ходишь и разговариваешь в белёсой пелене. Выпав за туманную черту, натыкаешься на твёрдое, разглядываешь твёрдое (вот и люди заходили), но понимаешь, что и твёрдое – лишь полотно, обман, а за ним – продолжение белого тумана. В тумане нет чёткости, ничего нет – лишь тёмные тени. Эти хитрые тени выпрыгивают из-за бледного тумана и заставляют шевелиться, копошиться и волноваться. Тени шепчут скабрезности на ухо, записывают курьёзы и оплошности, оценивают слова и поступки, думают и разговаривают. Люди не разговаривают, нет – люди самоуглублённо молчат. Люди лишь путь, слова лишь форма – а внутри извиваются чёрные хвостики теней. Тени закипают за белым полотном, взрываются и начинают вылетать, что-то выкрикивать, что-то навязывать, цеплять друг друга и тащить паровозом, вдоль дней, недель и лет.
После рабочего дня, в вечерней компании приятелей за столом, чертишь вокруг себя апатичным мелом пространство пустоты. Отдаляясь от арены, наблюдаешь из кресла. Собеседники похожи на крутящиеся пластинки – крутятся быстрее и энергичнее, подёргиваются и шипят – но, не обращая внимания на твёрдую жизнь, концентрируешься вглубь, сквозь, кипящие сыром и полиэтиленом, защитные коконы. Ждёшь.
Наконец, один из собеседников подпрыгивает, выпрыгивает из тела, и, растерявшись, начинает рывками выплёвывать живые сгустки, вибрации и картинки, заводясь на оборотах. Цепляется за техники речи, но тонет в волнах. Расслабляет обручи, защитный кокон растворяется, а стихийные тени (свои и чужие) выныривают и рвут его на части. Человек тараторит, прыгает на стуле, кричит и впадает в конвульсии, дико хохоча на фоне телевизионных помех. Захлёбываясь смехом и словами, в эйфории откидывается назад и падает со стула на пол, но продолжает говорить и смеяться, смотря в потолок. Остальные собеседники жадно смотрят на него и завидуют – их тени голодают, тянутся и мучаются, не находя выхода. Тени желают вырваться наружу и отчаянно ищут щелочки, зазоринки. В путях взаимоотношений всегда найдётся пара парней, которые вскочат, поднимут и посадят «тараторку» на стул. Тот продолжает говорить и смеяться, не останавливаясь ни на мгновение, смешивая неловкие воспоминания и ловкий бред, путаясь в причинах и следствиях, уходя из смыслов в голый ритм. Шевеля руками перед лицами собеседников, шамански вещает: «Лишь нахрапистость и блеск – и все сразу под палас созерцания, будто так и надо под шумок, когда невозможно летать на рельсах, да?». Собеседники одновременно кивают. «А в этнических узорах, лежат люди и земли перпендикулярно лихой простоте и свисту точек в скорости, как всегда». Задумавшись, скептичная девушка в свитере и очках решается возразить: «Но, разогнавшись, необходимо видеть строгую стройную архитектуру винограда под безбрежным небом». «Конечно! » – кричит человек – «Ты мне не противоречишь, ты только подтверждаешь сверкающие ручьи и слепые потоки, и всё! ». «Однако» – продолжает девушка – «В клювах и крыльях противоположностей, когда клюква общения перестаёт быть потребностью и оборачивается обязанностью – тогда молнии идеи лишь пустой звук, нужно ли смотреть в нижние облака? Нужно ли искать полоски в клетчатых карманах? Это позапрошлый век! ». «Не толкайся внутри! Не всё поддаётся оценки» – смело заключает «тараторка» и отключается от полемики. Долго разговаривать с одной девушкой некогда – он не рассматривает собеседников за столом по-отдельности, все перепутались и растворились в общем фоне. Чувствуя, что из него рвутся пьянящие вибрации, «тараторка» не отвлекается ни на что от собственной внутренней дискотеки, поставив точку центра для равновесия. Наркоз впрыскивается в пространство и расслабляет зажимы, снимает эмоциональные блокировки, а наружу рвутся тени игры и вдохновения, страшные тени природы. Люди кричат и хохочут вокруг «тараторки» – дружно, словно поя.
Но крепись и не вовлекайся, сохраняй скепсис и дистанцию, сохраняй прослойку пустоты – сквозь защитное стекло, видишь трясущиеся тела и запрокинутые подбородки, неосознанные взгляды, шевелящиеся рты и языки. При разрушении личного пространства, личность исчезает – в общей массе важны размножения и поглощения, сила и дикость ветра, скрытая агрессия. Страсть диктата, страсть притяжения, страсть несовпадения, страсть страха – важны тени, вызывающие волны на ветру.
Чувствуя возникновение и амплитуду волн, решительно выжигаешь вокруг пространство, где нет бесконтрольных всплесков и колебаний. Люди за столом стремятся расплыться и рассеяться, потерять оковы формы, но ты, окружённый белым защитным полем, костенеешь и твердеешь. Это эвакуация, спасение! Главное, не поддаваться ветрам и потокам. Создать внутренний стержень, полностью слиться со стержнем. Прожилки твердеют и распрямляются, волокна твердеют и распрямляются – поднимает тебя над столом. Ты, разрывая зыбь тёмных волн, распрямляющейся пружиной выходишь за пределы усилий, взлетаешь и монолитным столбом падаешь с кресла на пол. Голова стукается об пол лбом, но это не выводит тебя из необходимого равновесия. Ты уверенно лежишь и впитываешь в себя каменную основу существования, впитываешь ясность и чёткость, впитываешь правду, осознаёшь себя как целое и неделимое.
«Эге, да тут мужчина на пол упал и лежит» – слышится голос – «Может, плохо ему стало, или ещё чего случилось?». «Не трогайте его! » – кричит девушка в свитере и очках. Вокруг топчутся ноги, слышится беспокойная возня. Люди трогают спину, так как ты лежишь на животе: «Надо его поднять, или хотя бы перевернуть». «Не трогайте его! » – вновь кричит девушка и объясняет – «Возможно, он сознательно лежит. Возможно, это осознанное желание и выбор. Может, ему так хочется. Если хочет, пусть лежит! ». Кто-то встал перед тобой на корточки и спросил в ухо: «Скажите, вы лежите на полу сознательно, или как-то иначе?».
- Да, сознательно.
Люди зашептались, большинство вновь расселись вокруг стола и продолжили беседу, старательно налаживая ритм. «Выгоду из данных событий можно прочувствовать через эластичные самоощущения лица» – продекламировал «тараторка», не прерывая танца, а кружок вокруг стола оживился, послышалось знакомое шипение теней. Но несколько человек остались стоять над тобой, переглядываясь и не желая возвращаться к столу – они решили, что произошло нечто значительное. Их мельтешение застыло. Люди смотрят сверху – их брови удивлённо вздёрнуты, а глаза, губы и носы напряжены. Вокруг тебя твердеют стены правды. Белые гипсовые тени застыли в тверди статуями и свистят в молчании – свистят протяжно и монотонно, нагнетая паузу. Да, да, вот оно – началось время крепкой белой материи, где тёмные тени твердеют в благородную слоновую кость. Тень, как отсутствие света – пустота. Пустота, как отсутствие движения – твердь. Свет и пустота, движение и твердь – это наш удел, а случайные ментальности и эфемерности, западая и перевариваясь, превращаются в тёмные тени, в стихийные волны. Жить ментальностями и эфемерностями – значит жить тенями, их треском и шипением, их телевизионными помехами. Будь твёрд! Время останавливается, замирает. Выдёргивается шнур, выдёргивается шнур, выдёргивается шнур.
«Чего-то он долго лежит» – задумчиво говорит девушка в свитере и очках – «Может быть, он уже не осознанно лежит?». Кто-то, пыхтя, вновь опустился пред тобой на корточки: «Глаза открыты и дышит, но не отвечает. Застыл». «Мне это не нравится» – сказала девушка – «Ну-ка, поднимите его и посадите на стул, пусть посидит». Суета, суета, суета. «Думаю, посадить его невозможно, он не гнётся» – сказал некто. «Тогда на ноги поставьте! » – сказала девушка. «Тоже невозможно» – сказал некто – «Ступни застыли и не выгибаются – он как каменный. Если поставить, он упадёт». Минуту все молчат, моолчат, мооооолчат, мооооооооооооооо «Тогда ты за ноги бери, а ты за голову, поднимайте его и несите в мою машину. Я найду ему применение! Я знаю, что с ним делать! Нет ничего пошлого в его бархатной жилетке на розовом меху, йееху! » – прокричала девушка, сорвавшись на визг. Тебя взяли за ноги и за голову, подняли с пола, и с грохотом вытащили из квартиры.
